ЛИЧНЫЙ КАБИНЕТ
|
Поиск учебного материала на сайте<
|
Предлагаем нашим посетителям воспользоваться бесплатным программным обеспечением «StudentHelp», которое позволит вам всего за несколько минут, выполнить повышение оригинальности любого файла в формате MS Word. После такого повышения оригинальности, ваша работа легко пройдете проверку в системах антиплагиат вуз, antiplagiat.ru, РУКОНТЕКСТ, etxt.ru. Программа «StudentHelp» работает по уникальной технологии так, что на внешний вид, файл с повышенной оригинальностью не отличается от исходного.
|
| | |
Результат поиска |
|
|
|
|
Наименование:
|
доклад Жан Жак Руссо: его жизнь и сочинения |
Информация: |
Тип работы: доклад.
Добавлен: 15.05.2012.
Год: 2011.
Страниц: 7.
Уникальность по antiplagiat.ru: < 30%
|
|
|
|
Описание (план): |
|
|
Жан Жак Руссо: его
жизнь и сочинения
Жан-Жак
Руссо— французский писатель, мыслитель,
композитор. Разработал прямую форму правления
народа государством —, которая используется
и по сей день, например в Швейцарии.
Француз по происхождению, Руссо
был уроженцем протестантской Женевы, сохранившей до XVIII в.
свой строго кальвинистский и муниципальный дух.
Мать умерла при родах. Отец — Исаак Руссо
(1672—1747), часовщик и учитель танцев, остро
переживал потерю жены. Жан-Жак был любимым
ребёнком в семье, уже с семи лет зачитывался
вместе с отцом до утренней зари " Астрей
" и жизнеописаниями Плутарха; воображая себя античным
героем Сцеволой, он обжёг себе руку
над жаровней.
Из-за вооружённого
нападения на согражданина Исаак
был вынужден бежать в соседний кантон
и там вступил во второй брак.
Жан-Жак, оставленный в Женеве, был
отдан в учение к нотариусу,
потом к гравёру. Он продолжал зачитываться
книгами во время работы, подвергался
суровому обращению; как он указывает
в своей книге «Исповеди», привык лгать,
притворяться, красть. Уходя по воскресеньям
за город, он не раз возвращался, когда
ворота уже были заперты, и ему приходилось
ночевать под открытым небом. В 16 лет, 14 марта 1728 года,
он решился покинуть город.
За воротами
Женевы начиналась католическая Савойя —
священник соседней деревни предложил
ему принять католицизм и дал ему письмо в Веве,
к госпоже де Варан. Это была молодая женщина
из богатой семьи, расстроившая своё состояние
промышленными предприятиями, бросившая
мужа и переселившаяся в Савойю. За принятие
католицизма она получала пособие от короля.
Госпожа де Варан
направила Руссо в Турин
в монастырь, где обучали прозелитов. По истечении четырёх
месяцев обращение совершилось и Руссо
выпустили на улицу.
Он поступил
лакеем в аристократический дом,
где к нему отнеслись с участием:
сын графа, аббат, стал учить его
итальянскому языку и читать с ним Вергилия.
Встретившись с проходимцем из Женевы,
Руссо вместе с ним ушёл из Турина, не поблагодарив
своего благодетеля.
Он снова появился
в Аннеси у госпожи де Варан, оставившей
его у себя и сделавшейся его
«мамашей». Она научила его правильно
писать, говорить языком образованных
людей и, насколько он к этому
был восприимчив, держаться по-светски.
Но «мамаше» было только 30 лет; она была
совершенно лишена нравственных принципов
и в этом отношении имела самое вредное
влияние на Руссо. Заботясь о его будущем,
она поместила Руссо в семинарию, а потом
отдала в учение к органисту, которого
он скоро бросил и вернулся в Аннеси, откуда
госпожа де Варан уехала, между тем, в Париж.
Более двух лет
Руссо скитался по Швейцарии, претерпевая
всякую нужду. Однажды был даже в
Париже, который ему не понравился.
Он совершал свои переходы пешком, ночуя
под открытым небом, но не тяготился этим,
наслаждаясь природой. Весной 1732 года
Руссо стал снова гостем госпожи де Варан;
его место было занято молодым швейцарцем
Ане, что не помешало Руссо оставаться
членом дружеского трио.
В своих «Признаниях»
он описал самыми страстными красками
свою тогдашнюю влюблённость. По смерти
Ане он оставался вдвоём с госпожой
де Варан до 1737 г., когда она отправила
его лечиться в Монпелье. По возвращении он
нашёл свою благодетельницу близ города Шамбери;
её новым «фактотумом» был молодой швейцарец
Винцинрид. Руссо называл его братом и
снова приютился у «мамаши».
Но его счастье
уже не было так безмятежно: он тосковал,
уединялся и в нём стали проявляться первые
признаки мизантропии. Он искал утешение
в природе: вставал с зарёй, работал в саду,
собирал плоды, ходил за голубями и пчёлами.
Так прошло два года: Руссо оказался в
новом трио лишним и должен был позаботиться
о заработке. Он поступил в 1740 г.
домашним наставником в семью Мабли (брата
писателя), жившую в Лионе. Но он был весьма мало
пригоден для этой роли; он не умел вести
себя ни с учениками, ни с взрослыми, тайком
уносил к себе в комнату вино, строил «глазки» хозяйке
дома. В итоге, Руссо пришлось уйти.
После неудачной
попытки вернуться в Шарметты,
Руссо отправился в Париж,
чтобы представить академии изобретённую
им систему обозначать ноты цифрами; она
не была принята, несмотря на «Рассуждение
о современной музыке», написанное Руссо
в её защиту.
Руссо получает
место домашнего секретаря у графа Монтегю,
французского посланника в Венеции.
Посланник смотрел на него как на слугу,
Руссо же воображал себя дипломатом и
стал важничать. Впоследствии писал, что
спас в это время Неаполитанское
королевство.
Однако, посланник выгнал его из дома,
не уплатив жалованья.
Руссо вернулся
в Париж и подал жалобу на Монтегю,
увенчавшуюся успехом.
Не имея средств
к существованию, Руссо вступил
в связь со служанкой гостиницы,
в которой жил, Терезой Левассер, молодой
крестьянкой, некрасивой, неграмотной,
ограниченной — она не могла научиться
узнавать, который час — и весьма вульгарной.
Он признавался, что никогда не питал к
ней ни малейшей любви, но обвенчался с
ней спустя двадцать лет.
Вместе с ней
он должен был держать у себя её
родителей и их родню. У него было
5 детей, которые все были отданы
в воспитательный дом. Руссо оправдывался
тем, что не имел средств их вскормить,
что они не давали бы ему спокойно
заниматься и что он предпочитает сделать
из них крестьян, чем искателей приключений,
каким был он сам.
Получив место
секретаря у откупщика Франкёля
и его тёщи, Руссо стал домашним
человеком в кружке, к которому
принадлежали известная мадам д'Эпине, её друг Гримм
и Дидро. Летом 1749 г.
Руссо шёл навестить Дидро, заключённого в Венсенском
замке. По дороге, раскрыв газету, прочёл
объявление от дижонской академии о премии
на тему «Содействовало ли возрождение
наук и художеств очищению нравов». Внезапная
мысль осенила Руссо; впечатление было
так сильно, что, по его описанию, он в каком-то
опьянении пролежал полчаса под деревом;
когда он пришёл в себя, его жилет был мокр
от слёз. Мысль, осенившая Руссо, заключает
в себе всю суть его мировоззрения: «просвещение
вредно и сама культура — ложь и преступление».
Ответ Руссо
был удостоен премии; всё просвещённое
и утончённое общество рукоплескало
своему обличителю. Для него наступило
десятилетие самой плодотворной
деятельности и непрерывного торжества.
Два года спустя его оперетта
«Le Devin du village» была поставлена на придворной
сцене. Людовик
XV напевал его
арии; его хотели представить королю, но
Руссо уклонился от чести, которая могла
создать ему обеспеченное положение.
Он сам поверил
в свой парадокс или, во всяком случае,
увлёкся им и занял соответствующую
позу. Он объявил, что хочет жить сообразно
со своим принципом, отказался от выгодного
места у Франкёля и стал переписчиком
нот, чтобы жить трудом своих рук. Руссо
оставил щегольской костюм тогдашних
салонов, оделся в грубое сукно, благословляя
вора, укравшего его тонкие сорочки; отказался
от вежливой речи, отвечая оскорбительными
выходками на любезности своих аристократических
друзей. Во всём этом было много театрального.
Дижонская академия
снова пришла к нему на помощь, объявив
конкурс на тему «О происхождении неравенства
между людьми и о том, согласно ли оно с
естественным законом». В 1755 г.
появилось в печати ответное «Рассуждение»
Руссо, посвящённое женевской республике.
Если в первом
рассуждении он обличал науки и художества
за их развращающее влияние, то в новом
фантастическом сказании о том, как люди
утратили своё первобытное блаженство,
Руссо предал анафеме всю культуру, всё
что создано историей, все основы гражданского
быта — разделение труда, собственность,
государство, законы.
Правители женевской
республики с холодной вежливостью
поблагодарили Руссо за оказанную
им честь, а светское общество опять
с ликованием приветствовало своё осуждение.
Оставив «Эрмитаж»,
он нашёл новый приют у герцога
Люксембургского, владельца замка Монморанси,
предоставившего ему павильон в своём
парке. Здесь Руссо провёл 4 года и написал
«Новую Элоизу» и «Эмиля», читая их своим
любезным хозяевам, которых он в то же
время оскорблял подозрениями, что они
не искренно к нему расположены, и заявлениями,
что он ненавидит их титул и высокое общественное
положение.
В 1761 г. появилась в печати
«Новая Элоиза», весной следующего года —
«Эмиль», а несколько недель спустя — «Общественный
договор». Во время печатания «Эмиля»
Руссо был в большом страхе: он имел сильных
покровителей, но подозревал, что книгопродавец
продаст рукопись иезуитам и что его враги
исказят её текст. «Эмиль», однако, вышел
в свет; гроза разразилась несколько позже.
Парижский парламент,
готовясь произнести приговор над иезуитами,
счёл нужным осудить и философов, и приговорил
«Эмиля», за религиозное вольнодумство
и неприличия, к сожжению рукой палача,
а автора его — к заключению. Принц Конти
дал об этом знать в Монморанси; герцогиня
Люксембургская велела разбудить Руссо
и уговаривала его немедленно уехать.
Руссо, однако, промешкал целый день и
едва не стал жертвой своей медленности;
на дороге он встретил посланных за ним
судебных приставов, которые с ним вежливо
раскланялись.
Его нигде не
задержали: ни в Париже, ни по пути. Руссо,
однако, чудились пытка и костёр;
везде он чуял за собой погоню. Когда
он переехал через швейцарскую границу,
он бросился лобызать землю страны справедливости
и свободы. Женевское правительство, однако,
последовало примеру парижского парламента,
сожгло не только «Эмиля», но и «Общественный
договор», и издало приказ арестовать
автора; бернское правительство, на территории
которого (ему был тогда подвластен теперешний
кантон Во) Руссо искал приюта,
приказало ему выехать из своих владений.
Руссо нашёл убежище в княжестве
Невшательском,
принадлежавшем прусскому королю, и поселился
в местечке Мотье. Он нашёл здесь новых
друзей, блуждал по горам, болтал с сельчанами,
пел романсы деревенским девушкам. Он
приспособил себе костюм, который называл
кавказским — просторный, подпоясанный архалук,
широкие шаровары и меховую шапку, оправдывая
этот выбор гигиеническими соображениями.
Но его душевное спокойствие не было прочно.
Ему показалось, что местные мужики слишком
важничают, что у них злые языки; он стал
называть Мотье «самым подлым местопребыванием».
Три с небольшим года прожил он так; затем
настали для него новые бедствия и скитания.
Ещё в 1754 г., прибыв в Женеву и
принятый там с большим торжеством, он
пожелал вновь приобрести право женевского
гражданства, утраченное с переходом в
католицизм, и снова присоединился к кальвинизму.
В Мотье он просил местного пастора
допустить его к причастию, но в полемике
со своими противниками в «Письмах с горы»
он глумился над авторитетом Кальвина
и обвинял кальвинистское духовенство
в отступлении от духа реформации.
К этому присоединилась
ссора с Вольтером и с правительственной
партией в Женеве. Когда-то Руссо называл
Вольтера «трогательным», но на самом
деле не могло быть большего контраста,
как между этими двумя писателями. Антагонизм
между ними проявился в 1755 г., когда Вольтер, по
случаю страшного лиссабонского землетрясения,
отрёкся от оптимизма, а Руссо вступился
за Провидение. Пресыщенный славой и живя
в роскоши, Вольтер, по словам Руссо, видит
на земле только горе; он же, безвестный
и бедный, находит, что всё хорошо.
Отношения обострились, когда Руссо, в
«Письме о зрелищах», сильно восстал против
введения в Женеве театра. Вольтер, живший
близ Женевы и развивавший посредством
своего домашнего театра в Фернее
вкус к драматическим представлениям
среди женевцев, понял, что письмо направлено
против него и против его влияния на Женеву.
Не знавший меры в своём гневе, Вольтер
возненавидел Руссо: то глумился над его
идеями и сочинениями, то выставлял его
сумасшедшим.
Полемика между ними особенно разгорелась,
когда Руссо был запрещён въезд в Женеву,
что он приписывал влиянию Вольтера. Наконец,
Вольтер издал анонимный памфлет, обвиняя
Руссо в намерении ниспровергнуть женевскую
конституцию и христианство и утверждая,
будто он уморил мать Терезы.
Мирные сельчане Мотье взволновались.
Руссо стал подвергаться оскорблениям
и угрозам, а местный пастор произнёс против
него проповедь. В одну осеннюю ночь целый
град камней обрушился на его домик.
Руссо бежал
на островок на Бильском озере; бернское
правительство приказало ему
оттуда выехать. Тогда он принял приглашение Юма
и поехал к нему в Англию. Делать наблюдения
и чему-нибудь научиться Руссо не был в
состоянии; единственный интерес представляли
для него английские мхи и папоротники.
Его нервная система была сильно потрясена,
и на этом фоне его недоверчивость, щепетильное
самолюбие, мнительность и пугливое воображение
разрослись до пределов мании. Гостеприимный,
но уравновешенный хозяин не сумел успокоить
рыдавшего и бросавшегося к нему в объятия
Руссо; несколько дней спустя Юм уже был
в глазах Руссо обманщиком и изменником,
коварно привлёкшим его в Англию, чтобы
сделать его посмешищем газет.
Юм счёл нужным обратиться к суду общественного
мнения; оправдывая себя, он выставил напоказ
перед Европой слабости Руссо. Вольтер
потирал руки и заявлял, что англичанам
следовало бы заключить Руссо в Бедлам
(сумасшедший дом).
Руссо отказался
от пенсии, которую ему выхлопотал
Юм у английского правительства.
Для него наступило новое четырёхлетнее
скитание, отмеченное только выходками
психически больного человека. Руссо ещё
с год пробыл в Англии, но его Тереза, не
имея возможности с кем-либо говорить,
скучала и раздражала Руссо, который вообразил,
что англичане хотят насильно удержать
его в своей стране.
Он уехал в
Париж, где, несмотря на тяготевший над
ним приговор, его никто не трогал.
Прожил около года в замке герцога Конти
и в разных местностях южной Франции. Отовсюду
он бежал, терзаемый своим больным воображением:
в замке Три, например, он вообразил, что
прислуга заподозрила в нём отравителя
одного из умерших слуг герцога и потребовал
вскрытия покойника.
С 1770 г. он поселился в Париже,
и для него наступила более мирная жизнь;
но душевного покоя он всё-таки не знал,
подозревая заговоры против него или против
его сочинений.
В Париже он окончил свои «Признания».
Встревоженный вышедшим в 1765 г.
памфлетом, безжалостно раскрывавшим
его прошлое, Руссо пожелал оправдаться
путём искреннего, всенародного покаяния
и тяжёлого унижения самолюбия. Но себялюбие
взяло верх: исповедь превратилась в страстную
самозащиту.
Раздражённый ссорой с Юмом, Руссо изменил
тон и содержание своих записок, вычеркнул
невыгодные для себя места и стал писать
вместе с исповедью обвинительный акт
против своих неприятелей. К тому же воображение
взяло верх над памятью; исповедь превратилась
в роман, в неразрывную ткань Wahrheit und Dichtung.
Роман представляет две разнородные части:
первая — поэтическая идиллия, излияния
поэта, влюблённого в природу, идеализация
его любви к г-же де Варан; вторая часть
проникнута злобой и подозрительностью,
не пощадившей лучших и искреннейших друзей
Руссо. Другое написанное в Париже произведение
Руссо также имело целью самозащиту, это диалог,
озаглавленный «Руссо — судья над Жан-Жаком»,
где Руссо защищает себя против своего
собеседника, «Француза».
В масонских архивах Великого
Востока Франции
Руссо, также как и Граф
Сен-Жермен,
числится в списках членов масонской ложи «Общественного Согласия
Святого Иоанна Экосского» с 18 августа 1775 года
и до своей кончины.
Летом 1777 г.
состояние здоровья Руссо стало внушать
его друзьям опасения. Весною 1778 г.
один из них, маркиз
де Жирарден,
увёз его к себе на дачу в Шато де Эрменонвиль. В конце июня для него
был устроен концерт на острове среди
парка; Руссо просил похоронить его в этом
месте. 2
июля Руссо
внезапно скончался на руках Терезы.
Его желание было исполнено; его могила
на острове «Ив» стала привлекать сотни
поклонников, видевших в нём жертву общественной
тирании и мученика гуманности — представление,
выраженное юношей Шиллером в известных стихах,
сопоставляющих с Сократом, погибшем от софистов,
Руссо, пострадавшего от христиан, которых
он пытался сделать людьми. Во время Конвента
тело Руссо, одновременно с останками Вольтера,
было перенесено в Пантеон, но 20 лет спустя, во
время реставрации, два фанатика тайно
ночью похитили прах Руссо и бросили его
в яму с известью.
Главные философские
произведения Руссо, где изложены его
общественные и политические идеалы:
«Новая Элоиза», «Эмиль» и «Общественный
договор».
Руссо впервые в политической философии
попытался объяснить причины социального
неравенства и его виды, иначе осмыслить
договорный способ происхождения государства.
Он полагал, что государство возникает
в результате общественного
договора. Согласно
общественному договору верховная власть
в государстве принадлежит всему народу. Суверенитет народа неотчуждаем,
неделим, непогрешим и абсолютен.Закон
как выражение общей воли выступает гарантией
индивидов от произвола со стороны правительства,
которое не может действовать, нарушая
требования закона. Благодаря закону как
выражению общей воли можно добиться и
относительного имущественного равенства.Руссо
решил проблему эффективности средств
контроля за деятельностью правительства,
обосновал разумность принятия законов
самим народом, рассмотрел проблему социального
неравенства и признал возможность её
законодательного решения. Не без влияния
идей Руссо возникли такие новые демократические
институты, как референдум, народная законодательная
инициатива и такие политические требования,
как возможное сокращение срока депутатских
полномочий, обязательный мандат,
отзыв депутатов избирателями.
В «Письме к д Аламберу» Руссо называет «Клариссу
Гарло» лучшим из романов. Его «Новая Элоиза»
написана под очевидным влиянием Ричардсона. Руссо не только взял
аналогичный сюжет — трагическую судьбу
героини, погибающей в борьбе целомудрия
с любовью или соблазном, но и усвоил себе
самый стиль чувствительного романа.
«Новая Элоиза» имела невероятный успех;
ею везде зачитывались, над нею проливали
слезы, обоготворяли её автора.
Форма романа — эпистолярная; он состоит
из 163 писем и эпилога. В настоящее время
эта форма в значительной степени умаляет
интерес чтения, но читателям XVIII века
она нравилась, так как письма представляли
лучший повод к бесконечным рассуждениям
и излияниям во вкусе того времени. То
же самое можно было сказать и о произведениях
Сэмюэла Ричардсона.
Судьба Руссо,
во многом зависевшая от его личных
свойств, в свою очередь бросает свет на
его личность, темперамент и вкусы, отразившиеся
в его сочинениях. Биографу приходится,
прежде всего, отметить полное отсутствие
правильного учения, поздно и кое-как восполненное
чтением. Юм
отказывал Руссо даже в этом, находя, что
он мало читал, мало видел и лишён всякой
охоты видеть и наблюдать. Руссо не избегнул
упрёка в «дилетантизме» даже в тех предметах,
которыми он специально занимался — в
ботанике и в музыке.
Во всем, чего касался Руссо, он несомненно
является блестящим стилистом, но не исследователем
истины. Нервная подвижность, под старость
превратившаяся в болезненное скитальчество,
была следствием любви Руссо к природе.
Ему было тесно в городе; он жаждал одиночества,
чтобы дать волю грёзам своей фантазии
и залечивать раны легко оскорбляемого
самолюбия. Это дитя природы не уживалось
с людьми и особенно чуждалось «культурного»
общества.
Робкий по натуре и неуклюжий по отсутствию
воспитания, с прошлым, из-за которого
ему приходилось краснеть в «салоне» или
объявлять «предрассудками» обычаи и
понятия современников, Руссо в то же время
знал себе цену, жаждал славы литератора
и философа, и потому одновременно и страдал
в обществе, и проклинал его за эти страдания.
Разрыв с обществом был для него тем более
неминуем, что он, под влиянием глубокой,
врождённой подозрительности и вспыльчивого
самолюбия, легко порывал с самыми близкими
людьми. Разрыв оказывался непоправимым
вследствие поразительной «неблагодарности»
Руссо, весьма злопамятного, но склонного
забывать оказанные ему благодеяния.
Последние два недостатка Руссо в значительной
степени находили себе пищу в выдающемся
свойстве его как человека и писателя:
в его воображении. Благодаря воображению
он не тяготится одиночеством, ибо всегда
окружён милыми созданиями своих грёз:
проходя мимо незнакомого дома, он чует
в числе его обитателей друга; гуляя по
парку, он ожидает приятной встречи.
Особенно разгорается воображение тогда,
когда самая обстановка, в которой находится
Руссо, неблагоприятна. «Если мне нужно
нарисовать весну, — писал Руссо, — необходимо,
чтобы вокруг меня была зима; если я желаю
нарисовать хороший пейзаж, то надо, чтобы
вокруг меня были стены. Если меня посадят
в Бастилию, я нарисую отличную
картину свободы». Фантазия мирит Руссо
с действительностью, утешает его; она
даёт ему более сильные наслаждения, чем
реальный мир. С её помощью этот жаждавший
любви человек, влюблявшийся во всякую
знакомую женщину, мог прожить до конца
с Терезой, несмотря на постоянные с нею
ссоры.
Но та же фея и мучит его, тревожит его
опасениями будущих или возможных неприятностей,
преувеличивает все мелкие столкновения
и заставляет видеть в них злой умысел
и коварное намерение. Она представляет
ему действительность в том свете, какой
соответствует его минутному настроению;
сегодня он хвалит написанный с него в
Англии портрет, а после ссоры с Юмом находит
портрет ужасным, подозревая, что Юм побудил
художника представить его в виде отвратительного
циклопа. Вместо ненавистной действительности
воображение рисует перед ним призрачный
мир естественного состояния и образ блаженного
человека на лоне природы.
Выходящий из ряда эгоист, Руссо отличался
необыкновенным тщеславием и гордыней.
Его отзывы о собственном таланте, о достоинстве
его сочинений, о его всемирной славе бледнеют
перед его способностью любоваться своей
личностью. «Я иначе создан, — говорит
он, — чем все люди, которых я видел, и совсем
не по подобию их». Создав его, природа
«уничтожила форму, в которой его отлила».
И этот влюблённый в себя эгоист стал красноречивым
проповедником и обильным источником
любви к человеку и к человечеству!
Век рационализма, то есть господства
разума, заменивший собой век богословия,
начинается с формулы Декарта: в размышлении,
в сознании себя посредством мысли философ
усмотрел основу жизни, доказательство
её действительности, её смысл. С Руссо
начинается век чувства: восклицает он:
в чувстве заключается суть и смысл жизни.
«Я чувствовал раньше, чем мыслил; таков
общий удел человечества; я испытывал
это сильнее других».
Чувство не только предшествует разуму,
оно и преобладает над ним: «если разум
составляет основное свойство человека,
чувство им руководит…»
«Если первый проблеск
рассудка нас ослепляет и искажает предметы
перед нашими взорами, то потом, при свете
разума, они нам представляются такими,
какими нам с самого начала их показывала
природа; поэтому удовлетворимся первыми
чувствами…» С изменением смысла жизни
изменяется оценка мира и человека. Рационалист
видит в мире и природе лишь действие разумных
законов, достойный изучения великий механизм;
чувство научает любоваться природой,
восхищаться ею, поклоняться ей.
Рационалист ставит
в человеке выше всего силу разума
и даёт преимущество тому, кто обладает
этой силой; Руссо провозглашает, что
тот «лучший человек, кто лучше и сильнее
других чувствует».
Рационалист выводит
добродетель из разума; Руссо восклицает,
что тот достиг нравственного
совершенства, кем овладело восторженное
удивление перед добродетелью.
Рационализм видит
главную цель общества в развитии разума,
в просвещении его; чувство ищет счастья,
но скоро убеждается, что счастья мало
и что его трудно найти.
Рационалист, благоговея
перед открытыми им разумными
законами, признает мир лучшим из миров;
Руссо открывает в мире страдание.
Страдание снова, как в средние века, становится
основной нотой человеческой жизни. Страдание —
первый урок жизни, которому научается
ребёнок; страдание есть содержание всей
истории человечества. Такая чуткость
к страданию, такая болезненная отзывчивость
на него есть сострадание. В этом слове —
разгадка силы Руссо и его исторического
значения.
Как новый Будда,
он сделал страдание и сострадание
мировым вопросом и стал поворотным
пунктом в движении культуры. Здесь
получают историческое значение даже
ненормальности и слабости его натуры,
вызванные им самим превратности его судьбы;
страдая, он научился сострадать. Сострадание,
в глазах Руссо — естественное, присущее
природе человека чувство; оно так естественно,
что даже животные его ощущают.
У Руссо оно,
кроме того, развивается под влиянием
другого преобладающего в нём свойства —
воображения; «жалость, которую нам внушают
страдания других, соразмеряется не количеством
этого страдания, но чувством, которое
мы приписываем страдающим». Сострадание
становится для Руссо источником всех
благородных порывов и всех социальных
добродетелей. «Что такое великодушие,
милость, гуманность, как не сострадание,
применённое к виновным или к человеческому
роду вообще?
Даже расположение и дружба, собственно
говоря — результат постоянного сострадания,
сосредоточенного на известном предмете;
желать, чтобы кто-нибудь не страдал, не
значит ли желать, чтобы он был счастлив?»
Руссо говорил по опыту: его расположение
к Терезе началось с жалости, которую ему
внушали шутки и насмешки над ней его сожителей.
Умеряя себялюбие, жалость предохраняет
от дурных поступков: « пока человек не
будет противиться внутреннему голосу
жалости, он никому не причинит зла».Согласно
с общим своим воззрением, Руссо ставит
жалость в антагонизм с рассудком. Сострадание
не только «предшествует разуму» и всякому
размышлению, но развитие разума ослабляет
сострадание и может его уничтожить. «Сострадание
основано на способности человека отожествлять
себя с лицом страдающим; но эта способность,
чрезвычайно сильная в естественном состоянии,
суживается по мере того, как развивается
в человеке способность размышлять и человечество
вступает в период рассудочного развития.
Разум порождает себялюбие, размышление
укрепляет его; оно отделяет человека
от всего, что его тревожит и огорчает.
Философия изолирует человека; под её
влиянием он шепчет, при виде страдающего
человека: погибай, как знаешь — я в безопасности».
Чувство, возведённое в высшее правило
жизни, отрешённое от размышления, становится
у Руссо предметом самопоклонения, умиления
перед самим собой и перерождается в чувствительность —
сентиментальность. Человек, исполненный
нежных чувств, или человек с «прекрасной
душой» возводится в высший этический
и общественный тип. Ему все прощается,
с него ничего не взыскивается, он лучше
и выше других, ибо «поступки — ничто, все
дело в чувствах, а в чувствах он велик».
Потому-то личность
и поведение Руссо так полны
противоречий: лучшая характеристика
его, сделанная Шюке, состоит из одних
антитез. «Робкий и наглый, несмелый и
циничный, нелёгкий на подъем и трудно
сдерживаемый, способный к порывам и быстро
впадающий в апатию, вызывающий на борьбу
свой век и льстящий ему, проклинающий
свою литературную славу и вместе с тем
только и думающий о том, чтобы её отстоять
и увеличить, ищущий уединения и жаждущий
всемирной известности, бегущий от оказываемого
ему внимания и досадующий на его отсутствие,
позорящий знатных и живущий в их обществе,
прославляющий прелесть независимого
существования и не перестающий пользоваться
гостеприимством, за которое приходится
платить остроумной беседой, мечтающий
только о хижинах и обитающий в замках,
связавшийся со служанкой и влюбляющийся
только в великосветских дам, проповедующий
радости семейной жизни и отрекающийся
от исполнения отцовского долга, ласкающий
чужих детей и отправляющий своих в воспитательный
дом, горячо восхваляющий небесное чувство
дружбы и ни к кому его не испытывающий,
легко себя отдающий и тотчас отступающий,
сначала экспансивный и сердечный, потом
подозрительный и сердитый — таков Руссо.».
Не меньше противоречий
в мнениях и в общественной
проповеди Руссо. Признав зловредным
влияние наук и художеств, он искал
в них душевного отдыха и источника
славы. Выступив обличителем театра,
он писал для него. Прославив «естественное
состояние» и заклеймив позором общество
и государство, как основанные на обмане
и насилии, он провозгласил «общественный
порядок священным правом, служащим основой
для всех других». Постоянно воюя против
разума и размышления, он искал основы
«для закономерного» государства в самом
отвлечённом рационализме. Ратуя за свободу,
он признал единственную свободную страну
своего времени несвободной. Вручая народу
безусловную верховную власть, он объявил
чистую демократию неосуществимой мечтой.
Избегая всякого насилия и дрожа при мысли
о преследовании, он водрузил во Франции
знамя революции. Объясняется все это
отчасти тем, что Руссо был великий «стилист»,
то есть художник пера. Ратуя против предрассудков
и пороков культурного общества, прославляя
первобытную «простоту», Руссо оставался
сыном своего искусственного века.
Чтобы растрогать
« прекрасные души», нужна была прекрасная
речь, то есть пафос и декламация во вкусе
века. Отсюда же вытекал любимый приём
Руссо — парадокс. Источником парадоксов
Руссо было глубоко встревоженное чувство;
но, вместе с тем, это для него и хорошо
рассчитанный литературный приём.
Борк приводит,
со слов Юма, следующее интересное признание
Руссо: чтобы поразить и заинтересовать
публику, необходим элемент чудесного;
но мифология давно утратила свою эффектность;
великаны, маги, феи и герои романов, появившиеся
вслед за языческими богами, также не находят
более веры; при таких обстоятельствах
современному писателю, чтобы достигнуть
впечатления, остаётся только прибегнуть
к парадоксу. По словам одного из критиков
Руссо, он начинал с парадокса, чтобы привлечь
толпу, пользовался им как сигналом, чтобы
возвестить истину. Расчёт Руссо не был
ошибочен.
и т.д................. |
|
|
* Примечание. Уникальность работы указана на дату публикации, текущее значение может отличаться от указанного.
|
|
|
|
|
|
|
